Роберт Хайнлайн - Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений]

А эта легкая хромота, возможно, явившаяся результатом одного из покушений – да это сущая ерунда! Понаблюдав за ним несколько минут, я уже знал, что могу встать со своего ложа (при нормальном тяготении, естественно) и пройтись точно так же, даже не замечая этого. А то, как потирает кадык и поглаживает подбородок – едва заметная привычка – начиная говорить, вообще не представляло трудности; такие вещи впитывались в мое подсознание, как вода в песок.

Он был примерно лет на пятнадцать или двадцать старше меня, но играть роль человека, более пожилого, чем ты, действительно легче, чем более молодого. В любом случае, возраст для актера является вопросом просто внутреннего отношения: он не имеет ничего общего с естественным процессом старения.

Я мог бы сыграть его на сцене или прочитать вместо него речь уже минут через двадцать. Но, как я понял из намеком Дэка, этого явно было недостаточно. Возможно мне придется иметь дело с людьми, которые хорошо его знали, да еще в интимной обстановке. Это уже значительно сложнее. Кладет ли он сахар в кофе. А если кладет, то сколько? В какой руке он держит сигарету и каким образом? На последний вопрос я почти сразу получил ответ и поместил его глубоко в подсознание: мой прообраз курил сигарету так, что стало ясно – он привык пользоваться спичками и старомодными дешевыми сигаретами задолго до того, как стал одним из движителей так называемого прогресса.

Хуже всего то, что человек не является просто суммой каких-то качеств, черт и привычек; для каждого, кто знаком с ним, все они представляются в разном свете, а это означает, что для полного успеха имперсонация должна быть разной – для разных людей – для каждого из знакомых человека, роль которого мне придется играть. Это не просто очень трудно, это статистически невозможно. Именно мелочи и могут подвести. Какие взаимоотношения были у прообраза с неким Джоном Джонсом? С сотней, тысячей других джонов джонсов? Откуда это знать двойнику?

Обычно игра на сцене, как и любое искусство, является отвлеченным процессом, обнаженным обычно только одной характерной чертой. Но в имперсонации любая деталь может быть значительной. В противном случае рано или поздно найдется человек, которому не затуманишь мозги, и выпустит кота из мешка.

Потом я обреченно вспомнил, что мое представление, возможно, должно быть убедительным столько времени, сколько потребуется снайперу, чтобы прицелиться в меня.

Но я все же продолжал изучать человека, место которого мне предстояло занять (да и что мне оставалось делать?). Вдруг дверь открылась и я услышал, как Дэк в своей обычной манере еще с порога орет:

– Кто-нибудь есть дома?

Зажегся свет, изображение побледнело, и у меня возникло такое ощущение, как будто я пробудился ото сна. Я повернул голову: девушка, которую звали Пеэнни, пыталась приподнять голову со своего гидравлического ложа, а Дэк стоял в обрамлении дверного проема.

Я взглянул на него и удивленно спросил:

– Как вы ухитряетесь стоять? – Какая-то часть моего мозга в это время, работая совершенно независимо от меня, отмечала как он стоит и укладывала это в папку с надписью: «Как человек стоит при двойном ускорении».

Он улыбнулся мне.

– А что такого? На мне специальный корсет.

– УФФФФФ!

– Вы тоже можете встать, если хотите. Обычно мы не рекомендуем пассажирам вставать из противоперегрузочных танков, если ускорение больше полутора – слишком велика вероятность, что какой-нибудь олух свалится с копыт долой и сломает ногу. Правда, однажды я видел действительно крепкого человека, который телосложением напоминал штангиста. Так тот выбрался из пресса при пятикратном ускорении и принялся ходить – конечно, после этого он был уже больше ни на что не годен. А двойное ускорение – это почти ничего, вроде как несешь кого-то на закорках. – Он взглянул на девушку. – Ну как, Пенни, просвещаешь его потихоньку?

– Пока он ничего не спрашивал.

– Вот как? Лоренцо, а мне почему-то казалось сначала, что вы из тех людей, которые хотят все знать.

Я попытался пожать плечами.

– Теперь мне кажется, что все знать вовсе не обязательно, особенно если прожить остается слишком мало, чтобы насладиться этим знанием.

– Что? Отчего ты скис, старина?

– Капитан Бродбент, – твердо сказал я. – В выражении моих чувств меня сковывает присутствие леди; только из-за этого я не имею возможности достойно охарактеризовать ваших предков, ваши привычки, вашу мораль и дальнейшую судьбу. Будем считать, что мне известно, в какую авантюру вы обманом вовлекли меня. Я понял это, как только узнал, кого мне предстоит сыграть. Я хотел бы задать вам один вопрос: кто собирается убить Бонфорта? Ведь даже глиняный голубь имеет право знать, кто стреляет в него.

Тут я впервые увидел, что Дэк по-настоящему изумлен. Потом он вдруг так расхохотался, что ускорение оказалось непосильным для него – он сполз по стене вниз и продолжал хохотать, сидя на полу.

– Не вижу в этом ничего смешного, – сердито заявил я.

Он перестал смеяться и вытер слезы.

– Ларри, старина, неужели вы в состоянии были всерьез подумать, что я собираюсь использовать вас в качестве подсадной утки?

– Это очевидно, – и я поведал ему свои соображения насчет предыдущих покушений.

У него хватило здравого смысла не рассмеяться вновь.

– Понимаю. Значит, вы решили, что это что-то вроде работы отведывателя пищи при дворе какого-нибудь средневекового короля. Ну что же, попытаемся разубедить вас в этом: мне кажется, постоянная мысль о том, что вас вот-вот сожгут на месте, не способствует вхождению в образ. Так вот, послушайте, я с шефом уже шесть лет. И за все это время, я точно знаю, он ни разу не воспользовался двойником… Зато я лично присутствовал при двух попытках покушений на его жизнь – при одном из них я сам застрелил наемного убийцу. Пенни, ты дольше знакома с шефом. Использовал ли он когда-либо раньше двойника?

Она холодно посмотрела на меня.

– Никогда. Даже мысль о том, что шеф позволил бы кому-нибудь подвергнуться опасности вместо себя… это… я просто обязана дать вам пощечину. Да, это было бы самым правильным!

– Тише, тише, Пенни! – мягко сказал Бродбент. – Вам обоим еще предстоит много дел, да к тому же работать вам придется вместе. Кроме того его ошибочное предположение не так уж глупо, по крайней мере для постороннего человека. Кстати, Лоренцо, позвольте представить вам Пенелопу Рассел. Она личный секретарь шефа и тем самым ваш наставник номер один.

– Счастлив познакомиться с вами, мадемуазель. – К сожалению, не могу сказать этого про себя. – Перестань, Пенни, или мне придется отшлепать тебя – учти, при двойном ускорении. Лоренцо, я должен признать, что работа двойника Бонфорта не так безопасна, как езда в инвалидном кресле – да, черт возьми, мы оба знаем, что было предпринято несколько попыток прикрыть его страховой полис. Но на сей раз опасаться приходится не этого. Дело в том, что в настоящее время по причинам политического свойства, которые станут вам понятны через некоторое время, ребята, играющие против нас, не осмелятся убить шефа – или вас, когда вы окажетесь в роли его двойника. Играют они действительно грубо – сами знаете! – и при малейшей возможности укокошили бы меня и даже Пенни. Если бы они смогли достать вас сейчас, то тоже убили бы. Но стоит вам появиться на людях в роли шефа, как вы окажетесь в полной безопасности: обстоятельства таковы, что они не посмеют тронуть вас пальцем.